3. Персидский бунт (550х400) холст, масло

Хронологически и содержательно замыкает трилогию «Персидский бунт» (далее — «Бунт»). Переселение на новые земли, вхождение в государственный порядок российской империи повлекло за собой изменение общественного устройства, постепенное перерождение казачьей вольницы с её суровыми принципами сечевой демократии. И персидский бунт был стихийной попыткой сопротивления этим неизбежным преобразованиям.

Сюжет и композиция.

Поводом к волнениям в Екатеринодаре, получившим название Персидского бунта, послужила военная кампания в Грузии, за 12 лет до этого перешедшей под покровительство российского царя. В сентябре 1795 года войска персидского шаха Ага-Мохаммед-хана вторглись на территорию Грузии. По определению Ф. Щербины, «война с персами была одним из тех легкомысленно задуманных предприятий, за которые обыкновенно народ напрасно платится громадными материальными средствами и обильными жертвами человеческих жизней в войсках». Командование российскими войсками было поручено Валерьяну Зубову, брату фаворита Екатерины И. В его распоряжение были откомандированы и два полка казаков-черноморцев, всего 1011 человек. Однако для казаков кампания не задалась сразу. Долгий путь, необходимость нанимать транспорт для проезда на свой счёт определяли соответствующий негативный настрой.

В дальнейшем активных боевых действий предпринималось мало, поскольку враг не оказывал значительного военного сопротивления. Вместо ожидаемых ратных трудов черноморцы привлекались к тяжёлой физической работе. В непривычном климате начались болезни, коррупция в среде войскового начальства довершала очевидную несправедливость в отношении к рядовым казакам, убеждала в ненужности жертв. В ходе начавшейся эпидемии умер и Антон Головатый, не зная о том, что на Кубани, после смерти Чепиги, заочно был избран кошевым атаманом. Только летом 1798 года войско, сократившееся вполовину (504 человека), вернулось домой. Здесь казаки были поражены тем, что атаманом был не избран, а назначен прежний войсковой писарь Тимофей Котляревский.

В отсутствие не ими избранного атамана, бывшего в Петербурге, казаков встретил его заместитель. После молебна и краткого приветствия он приказал им расходиться по домам. Но казаки стали открыто высказывать свои обиды, требовать возмещения расходов, недоданного жалованья. Не получив никакого удовлетворения, протестующие расположились станом неподалёку от войсковой церкви. Неудачная попытка срочно возвратившегося из столицы Т. Котляревского сломить сопротивление обернулась захватом власти в Екатеринодаре восставшими. Котляревский бежал. Фёдор Дикун, Осип Шмалько, Никита Собакарь были избраны войско-выми старшинами. Обманным манёвром представителям царской администрации удалось заманить делегацию бунтовщиков в Петербург, где они и были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Жестокой расправе подверглись участники восстания и на Кубани. Здесь число арестованных превысило 200 человек. «Так закончился персидский бунт. Это был последний акт из истории славного Запорожья, лебединая песня его сынов-черноморцев о казачьей воле и демократических порядках», писал в своей книге Ф. Щербина.

В числе картин трилогии «Бунт» — наиболее драматичная, наполненная смятением и динамикой. Автор словно бы желает попробовать себя в изображении различных событий и испытать своих героев в разных обстоятельствах. Эпическое спокойствие «Переселения», сменяется солнечной картинностью «Основания», а далее следует трагедия «Бунта». Картина не вполне закончена, и художник продолжает перерабатывать и дополнять её. Однако надо думать, что основные композиционные и образные моменты вполне сложились.

В композиции «Бунта» больше динамических ритмов. Важную роль играет диагональ: пирамидой расположены фигуры, возвышаясь к центру, достигая кульминации в трёх всадниках и полковых знамёнах над ними, наклонными струями ветер несёт пыль, стволы деревьев справа как бы отшатнулись в сторону, многие участники драмы представлены в активном движении, динамичных позах. Стоит рассмотреть картину внимательнее.

Основная масса казаков расположена вдоль рамы наподобие шеренги. Здесь персонажи в простой одежде, многие — с обнажённым торсом. В среду митингующих казаков вторгаются, как бы разрывая её, всадники. Один из них верхом на бурой лошади одет в белый бешмет и синюю черкеску с широкими рукавами. На голове — широкая белая папаха. В гримасе ярости, оскале прочитываются не слова, но междометия устрашающего крика. Справа от него — казак с обнажённым торсом в высокой «татарской» шапке. Он замахнулся саблей на стоящих. За спиной кричащего видны голова и плечи ещё одного всадника в чёрной папахе с синим околом. Слева поднимается над митингующими человек в расшитой безрукавке с вытянутой в жесте призыва и возмущения рукой. Может быть, имеется в виду кто-то из старшин, присоединившихся к протестующим. Этот седобородый мужчина представлен рядом с шатром. Его жест напоминает одну из ключевых фигур в не законченной картине Брюллова «Осада Пскова» и выглядит как сознательная цитата.

Фигурам усмирителей противопоставлены правдоискатели. В левой части картины рядом с кричащим всадником выделяется фигура молодого загорелого казака с булавой в руках. В то время, когда другие представлены в смятении или гневе, на его лице улыбка. Это как бы выражение силы, соединённой с правотою. Скорее всего, имеется в виду вождь восставших, казак Васюринского куреня Фёдор Дикун, пользовавшийся большим авторитетом, человек, несомненно, выдающийся. Слева за его спиной казак с длинными седыми усами в белой папахе, украшенной белой свитке. Задумчиво приложил он к подбородку руку, открыл рот, собираясь что-то сказать. Один из лидеров бунта Никита Собакарь был войсковым старшиной, однако в персидском походе был разжалован за какие-то провинности. Возможно, имеется в виду именно он. Между этими двумя персонажами видно мясистое лицо пышноусого казака с разинутым ртом, напоминающего о гоголевском Пацюке.

Вообще, в картине много кричащих. Таким образом художник передаёт наивысшее напряжение несогласия, распри, противоборства. На первом плане, широко расставив ноги, выпятив живот, стоит казак в высокой папахе, жёлтых шароварах и овчинном тулупе на голое тело. Кажется, он не вполне твёрд в ногах, словно опьяневший от шума, в угаре борьбы. Замыкают картину слева казак в красной шубе с длинным мехом и женщина со склонённой головой.

В правой части картины фигуры сгруппированы вокруг раненого казака, которого на руках поддерживают товарищи. Очень выразителен черноморец слева с его могучим дочерна загорелым торсом, пышным оселедцем и длинными усами, живописно спадающими на грудь.

От этой трёхфигурной группы влево отделилась фигура бритого наголо казака в зелёных шароварах с голым торсом. Он сжимает в левой руке зазубренный палаш и как бы грозит кричащему всаднику, пытаясь его сдержать. Позади видны ещё трое. Один из них старый казак с длинными седыми усами — валится назад широко раскинув руки: похоже, удар всадника с саблей пришёлся на него. Справа, отдельно от группы возмущённых, расположена фигура казака с воздетыми вверх руками. Он словно бы пытается удержать обе стороны от кровопролития. Поза этого героя картины и его роль отчасти напоминают о другом произведении — «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года» Франсиско Гойя и безымянном герое этой картины в белой рубахе. Однако образная ассоциация не оборачивается механическим цитированием, да и роль этого героя несколько иная: не отчаянное и трагическое противостояние неизбежной смерти, но попытка примирения. Рядом с этим персонажем поэтому можно видеть женщину с ребёнком на руках. Словно казак с воздетыми руками напоминает о семьях, жёнах и детях, взывая к состраданию.

В соответствии с историческими свидетельствами, события в Екатеринодаре происходили у крепости во время ярмарки. Поэтому на фоне видны стоящие и сидящие люди. Слева — дозорная башня. Весьма необычен — не историчен*, силуэт колокольни над собором: он до странности напоминает о силуэте Эйфелевой башни с её двумя смотровыми площадками. Может быть Геннадий Квашура имел ввиду сравнение Екатеринодара с Парижем, вынесенное в заглавие известной книги кубанского писателя Виктора Лихоносова? Впрочем, так или иначе, художнику эта форма нужна для того, чтобы подчеркнуть композиционный центр, создать здесь динамический акцент.

Хотя картина не вполне завершена и многое в ней требует доработки, в ней уже немало достоинств. В качестве же завершения трилогии, задуманной художником, она необходима.